тройной указатель
на перекрёстке
хотел бы стать флюгером
мелькать мелькать
в глазу у смотрящего;
в глазу урагана – покой.

место встречи –
по-прежнему на развилке.

в трёх подобиях заблудившись,
например, без смеха
делаешь шаг:
три шага назад.

пустой перекрёсток
без признаков видимости.
жизнь проскальзывает по касательной,
тело как троица на сквозной игле.
поворачивает и возвращает –
секунда,
обе концовки
об необходимости.

её три лица сплетены
тройничными нервами,
трёхмерное зрение –
однозначностью взгляда,

и словами не надвое
она отпускает все стороны
на три стороны,

половинками рта выдыхает
два знака,
одинаковых, как/если
одинаковы
обе губы.

женская троица
свернулась внутрь лицами,
греет беспамятство в темноте;
и зародыш – глаза прижимает к пальцам;
сплетены в узел губы:
поцелуй старости поднимает с земли свёрток.

три ведьмы –
глубь ширь и длина –
обступили обручили –
податливы к проникновениям –
с дырявым всем:
головой болью любым приёмным устройством.

разрывы стягивает полотно –
рубежи и рубцы –
от колючих побегов
ум идёт в рост

не односложный
а трёхсложный ответ –
да ну нет –
вводит в порядок необходимости.

свобода –
несложное непростое –
влагает во влагу,
во рты,
в превратность,
в ны.

трилистник
никогда не трепещет
на четвёртом ветру,
бесстрашие середины.

надо придумать
весы с тремя чашами
для справедливости
недвояких вещей.

без треножника
нет предсказаний;
только сказанное
в направлении ветра.
пар.
в рассеянности.

между средой и средой – середина,
в серой зоне делящая зрение на бесконечность,
на нуле растяжения.

строенное –
выстроенное из трёх, из частей, растяжимых
до бесконечности –
ядро каждой вещи
слеплено –
клейкое как любое зачатие –
чем-то почти что невидимым.

три воды –
солёная пресная и щелочная –
горькая мать всему:

всё не просто течёт,
оно тянется,
слишком много воды
превращается в яд –
растворяет и травит –

и поэтому чистое
не основы
а соль
чёрно-белый осадок.

неточность совпадений,
их влияние на повседневность.

ты берёшь пророчество,
пропускаешь через двоичность,
ты – ниже, оно – выше;
нет уверенности, несхожесть:
да,
тянется множество

состояний,
нет единоночий.

грации –
гниль, пыльца, млечный сок –
обволакивают снаружи
и просачиваются в глубину
проницаемых стенок
живых сосудов-существ;

трёхсезонье
отживает свои оболочки:
полные чаши становятся урнами мёртвых,
сухие листья – похоронные лодки –
несут через зиму
загробный шелест.

морские животные
склеены вектором, дрейфом в колонию –
смертоносный кораблик
со змеистой короной из стрекательных клеток:

множественность увязана
одним на всех животом –

так и смерть одна
на всю тройку горгон
и один глаз
у трёх старших сестёр.

слух запах и цвет
в складчину смешивают
в котелке
черепе
синестезию

сине-зелёное
с запахом горечи
зелье/змея

ядовитая
заварилась весна

три души –
одна растёт, другая идёт,
третья помнит откуда –
глубже сейчас и вместе
зарываются в ум как в землю
сквозь извилины и растительные окончания
пропускают
обессознанное
бессвязно-взаимно

три допотопных скелета,
обнявшись,
сложно узнать
кто женского пола, кто какой роли
под камнями без даже приблизительной даты –
ева о трёх головах и без митохондрий.

так говорят зовут говорящие кости.

нужен четырёхмерный
тройной узел
чтобы связать
место со временем;

место во времени:
топология
из вершков, корешков
в толще ума –

в каждой точке
разветвления нейронов
стоит по судьбе, сам-сестра.

трикветр увязывает
плоскость с пространством,
его сердцевина –
пустое смещение.

трёхцветная кошка
делает видимой
трёхконечную хромосому.

в середине строфалоса
сквозит прерывистый
ток поворота.

задача трёх тел не решается,
нет ключа к открытым проёмам
на перекрестьях
пограничных состояний,

не войти в глаза
для вящей ясности
с зазором, с другим,

изнутри не видно
своего лица

дым и вода
делающие нечистое чистым
сами – нечто третье
равнодушно и без остатка
впитаны тривиальностью.

знание о чистоте
ничего не отбрасывает –
не брезгует –
только брезжит.

пересечение трёх дорог –
в сторону
от двухмерной сетки
от стоячей волны
глухой
оглушающей
в такой звук –
стук –
не только согласный

лёд пар и вода
в точках перехода в себя
будто сдвиг в возвышенное

каждый порог
нуждается в жертве
сверхсостоянием

грозит призраком замешательства

боги ушли
от ворот и углов
и забрали с собой
все приворотные зелья
и предотвращающие обереги.

стоят указатели,
в трёхмерном пространстве
любая превратность
оголена.

тройничный нерв
трёхрогой богини
иногда не выдерживает –
рвётся в росте
вращений/растений,
разной коры/разной земли;
горы/реки
рождаются тоже в разрывах.

так же и прорывается ум
рóдами неутешенных мыслей,
мир берёт их на руки –
но не без трепета.

обрезание пуповины
кесарево сечение
мать и дитя – трое:
она и оно и точный не дрогнувший нож –

шаг для ребёнка
шов для матери
трепет отца

тварное зелье:
суп из зверей и растений –

то ли кухня
то ли адская кухня –

власть еды над живым телом
власть яда над этой едой.

сокращение трёх мышц
в трёх фалангах
лапки неопределённого животного –

сходство со своей рукой интуитивно ясна,
неясна принадлежность к виду и роду,
место на дереве жизни только дрожит дёргается как нерв

беспокойство нейрона в своей голове

испущены импульсы

надо рассматривать всё будто рук не две а как минимум три
возражая природе

старое почти как мир
чудо тригонометрии

умозрительность (внутренним взглядом)
от платоновских тел
до двухмерных бутылок в четырёх измерениях

зрение дальше
чем четыре стены

ум старее чем память
человека
о человечестве

спутанная растительность
отдалённого (в том числе временем) леса.

невидимые шуршат и шумят.
некоторые спят.

пересечение троп к водопою
где свершаются
по законам леса обеды –

там следит за падалью
её вычищением омовением
сам закон леса
его путанная темнота.

переход в сон – предсонье –
его третья фаза
с обрывками перемещений в другие умы
и складками восприятия времени.

пробуждение – распрямление ткани
успевшей за сон
срастить себя заново.

постоянство наклона
земной оси
но два направления
поворота ключа –

так небо открыто
и всё же закрыто
(зарыто)
земное ядро –

но в обоих
обращаются вихри.

хребет, пересекающий полдень и полночь,
держит землю в окружности света.
дни склоняются к ночи: долгота к широте.
в месте, где нет ни подъёма ни тени,
всё же есть притяжение
и мера дням.

землетрясения чувствуют те
у кого и так уже
истощается равновесие.
внутренний компас
в их третьем ухе
настроен заранее на потрясение.
у прибора дрожит
чуткая стрелка,
отзывается трепетом
в глазах смотрящего.

лестница к мёртвым
строится из живой ткани –
на цветочной жертве
свершается погребение.

только отбросы уносят цветы у усопших
пока ещё не совсем увяли
чтобы их выбросить.

только от их лепестков
исходит
загробный дух.

третье веко
птицы или рептилии
старше двух остальных
и скрывает
животное от наготы.

затяжная бессонница открывает двери
в поток представлений
свободных от памяти.

перенос без времени:
когда развязан трёхмерный узел
освобождается –
как сознание в беспамятстве –
что-то лишённое
разных сторон.

предпостижение
всегда остаётся девой;

материнство
уже получило доступ
к послеопыту становления;

старческое забвение
слепота с глухотой
возвращают к исходной
равнозначности всех сторон
на безлюдных развилках.

освещение на перепутье
где-то не в городе:
каждая лампа
держит довольно огня
чтобы прохожие не отвыкли
от сгущения темноты.

тело накала
от других тел отводит тень
и оно долговечно
потому что не дышит
в безвоздушном стекле.

яд и лекарство,
наперстянка,
из неё бы сделать
медицинские перчатки –

если бы так –
по мановению –
можно было вылечивать
искусными руками врача
все болезни,

все болезни и смерть.

три-четыре солнечных пса
в морозном воздухе –
явление резкости
и фокуса света
без распада на цветовой спектр

но тем более жёсткое –
выдержка кристалликов льда
тогда кажется стойкой к удару
и влиянию тепла.

две лиминальности:
разделительной полосы
и другая – природной расщелины.

пересечь первую –
подвергнуть опасности
выстроенный людьми договор;

другую –
себя подвергнуть опасности
невыразимой в человеческих знаках.

чтение знаков
толкование признаков растений
и приготовление специй –
три занятия на каждый день.

строится дом на их перекрестье
и куда он поставлен –
там основание для забот.

ночное зрение
переводит слух в осязание
эхолокация
из невидимых сгустков
вылепливает пространства
со сквозными проходами:

так ты думаешь
споткнувшись – подпрыгнуло сердце –
о порог в темноте.

гостинец – оберег
пусть и со слабой охранительной силой
но всё же больше
чем у никем не подобранных
стёклышек или сгустков пластика обкатанных морем.

руками из рук в руки
передаётся маленькое
волшебство договорности.

новый календарь устанавливают
когда в старый не поместились
все месяцы выросшие до полных лун –

в остаток до следующего начала
пишутся в пустой дневник
планы свободные от пометки
“действительно
от сегодняшней даты”

возможность трансгрессии
встроенная в животный мир –

гибридизация:
рождение существ происходит
между видами
и у видов тогда каждый раз
нет продолжения
потому что нет и потомства.

есть ли для человека как вида
тоже возможность скреститься
с чем-то нечеловеческим?

в зависимости от фазы
видна та или эта
часть луны.

так и лицо
то скрыто в себе
то освещается
внешним взглядом.

с внутренней стороны –
всегда
непроницаемо.

если есть перекрёсток
где прошлое
указывает на три стороны –
в начало конец и сейчас –

значит выбор как быть
в своём времени
никогда не случаен –

его делают с расстояния
от себя до себя.

что-то третье между
сказать или сделать –
жест –
до другого идёт на руках,
принимается собственноручно;

а не принятый –
застывает
на грани вопроса.

подвижность границы
между органикой и неорганикой

неживая троица –
уголь грифель алмаз –
покоится в себе
пока рядом идёт
без остановки
деление клеток
обмен и синтез

при постоянстве
суммарного вещества.

если у времени есть порог,
он стоит после “позже”
и “слишком поздно”;

рядом с ним замерев
не задерживайся:

там призраки
гуще всего
населяют

тёмное
время суток.

тройственность
имеет другую силу
чем симметрия противоборства –

отступить вбок значит позволить
вступить в уравнение месту
для замешательства
для промедления
для сдвига.

частичный обмен между тремя
приносит дар середине
откуда можно черпать
долю по доле.

собака живёт
на непереходимом
(потому что он в неё вложен)
пороге
между зверем и человеком.

иллюзия свободного выбора –
на карте светлых и тёмных зон
своего места в мире.

продолжительность протяжение и притяжение –
три стороны
одного накопленного движения

в чьё тёмное ядро
всё сложнее проникнуть
наблюдению
науке
сопротивлению

изменение – не измена
перекинуть настил
через разделительный ров
или
скрепить швом где ткань прохудилась –

переступить на ту сторону
не переступив
через себя

стройность
превращается в строенность
когда она
из хтонической становится лиминальной

и когда –
от порога к порогу –
она переводит
выбитых из колеи

трилогии
о трёх началах, трёх концах
и триптихи –
о трёх лицах

рассказывают
истории
и хранятся
в истории
даже когда истлевают
носители

скорость переходного глагола
против стойкости
непереходного –

странный порог
между толчком
и постоянством движения

стоячая
сдвинутая в полёт земля
несёт все языки
с их грамматикой
в настоящем времени

очищение –
переходное действие
и как во всех переходах
в нём есть опасность:

потерять нужное;
разбить хрупкое;
выбросить то
что можно отдать.

завтра утром
была трезвость –
пора уходить
из-под дрожащей
тени листвы;

точнее, брезжущей –
переход от монохрома
к многообразию света
рассветный порог.

три основных цвета
как три времени детства
от до- и до после школы;

позже учишь начала
учения о спектре
о лучах которые видно
и которые нет.

ворожея ворожее
глаз не выклюет;
а если выклюет?

уже и клюв занесён
на превращённом лице,

но влетела вдруг в глаз
божья коровка –
и момент упорхнул.

звуковой порог
стоит между письменностью
и устной речью;

переступив,
отправляешься в путь к языкам;

возвращаешься к очагу
с трудом теперь
ворочая языком;

с пачкой писем.

книги тоже когда-то
были деревьями
и они помнят (немного)
движение их сока –
остаётся в бумаге
а на бумаге
остаются следы
от движения мысли

жизни пишущих
и деревьев кончаются
остаётся третье:

исчезнувший звук
шороха листьев
и чтения вслух

местное время
местное место
и местные языки

прочерчивают пределы
жилые районы школы
книжные и продуктовые

возможность обмена
между людьми
не похожими друг на друга –
всеми местными всеми другими –

это форма сильного взаимодействия
не в природе а в городе

отделились от леса:
пересадили
деревья в свой сад
перевели в дом животное
прочих стали звать “дичь”

тут и подвести бы черту
но итог не хочет сходиться:

из растений жмут краски
из кожи шьют книги

и черта между лесом
и людским итогом
идёт неровной дугой

порог утра
в предрассветном
сером свете
облака чёрные
пока не окрасятся

после спокойного сна
не грозят толкования и предчувствия

только накручивает
свои петли
синусоида роста и убывания дня
от равноденствия
до равноночия

порог смерти –
планка которую
всегда носишь с собой
и на ней отмечаешь
отрезки жизни и опыта

за этим порогом
накрыт стол –
поминки

в плошке кутья
с тремя изюминами
по счёту
грамматических лиц
и по триединству

девушка с ножницами для леворучки
создаёт объекты
из разрезанных тканей
строит коконы
для защиты от внешнего
для тепла в ощущении

в кокон кладёт
скатанные шары

кто войдёт внутрь –
покрутит шар
загадает желание

девочка-подросток
в красивом наряде
уходит из дома
в безличное
окошко экрана
и там пишет невозможные просьбы –

не может решиться
отправить по адресу:

это молитвы
письменной грамоте

вложенность слова в само себя
иногда раскрывается
тройной складкой
если его определение
даёт сразу три
совместимых пласта:

три осадка –
дождь печаль и соль на коже –
иногда проступают одновременно

ровное и рябое лицо
одинаково красивы
и животные видят прекрасное
лучше людей

если бы люди использовали
их чутьё для замеров прекрасного
они были бы самыми точными

приборами
как канарейка в шахте
охраняющая порог
грозящего разрушения

когда отворяются двери
для самых внутренних
женских вод – роды –

разоблачается тот раствор
который помнит
первичный сок живой природы

и когда рождение повторяется
каждый раз завязан
её плотный узел

когда человек
расстаётся с другим
часто думает
будто их кто-то сглазил

и он может надолго
замереть в себе
перебирая в уме
вымышленные объяснения
и предвестия

тогда ему нужно
питаться рассказами о других
чтобы снова увидеть
другими глазами –
друга

вечерние
утренние службы
и ночные – когда
особенно не хватает
надежды или
в память о таких временах

это будничное задание
для тех кто готовится
переступить в завтра
с заботами;

а кто сидит
над старыми книгами
ищет в них зёрна
и сеет в поле
полезных дел

учительница
учится видеть
в ученице особое
хотя всем приносит общее

её руки вместе с голосом
мнут и месят
как хлебное тесто
долгосрочное знание

и так её жизнь
по мере течения
участвует
в формообразовании –

наполняется
небезопасными
призраками учителей

три поколения женщин
следят за садом –

у них неплохо
живут растения
однолетние увядают
многолетние – иначе

уйдут – дотлевает компост
долго держит тепло
засыхает
до следующей влаги
талой или
до орошения

опыт первого раза
(раньше никогда):
чистота рождается в памяти
познаётся как память
её правда –
в превращении
и обратном вращении в первое;

вертишейка привязана к колесу
не только для чар
но и чтобы вернуть чары
назад в вертишейку

в зимнее солнцестояние
сам календарь
требует праздника
обоснования года

нужно заполнить
рассказами
длинные вечера
и рассказчики
в это время в цене:

их работа
им заслужила право
на оглашение
перехода
в первую точку –

возвращение даты начала;

было бы справедливо ввести
вокруг неё
три интервала
для повествований

где-то на пороге
между забвением и памятью

где над дверью висит глаз от сглаза
или маленький свёрток
приделан к её косяку

хранится малая
но сгущённая память

там все даты
упакованы плотно –
то что в облаке данных
может забыться,

в упаковке останется –
пусть и воспоминанием – о памяти

древний папирус был многое:
верх несущей колонны;
сырьё для бумаги;
корабельное дерево.

если дотронуться
до очень давно
скрученного рулоном –

он вскроется
треснув слоями
и выльется воздух из знаков

сопрягая их с эхом
откатившихся от порога
ушедших дней.

входит в двери –
а в комнате
как снаружи:

ландшафт,
цветут дикие розы,
в каждой вазе одна,
все разного цвета,

канун праздника –
открыта граница
с прочими буднями.

могильный камень –
последняя дверь –
калитка –
в которую входит немногое:

имя
слёзы
память

надгробная надпись –
обол для перехода
и молчание плакальщиц –
песня сирен
зовущая из солёного моря
куда все реки текут.

тело матери – вещество
из которого – как росток
из земли – выходит зародыш
сквозь череду превращений.

гибридизация видов
в основе онтогенеза:

лиминальное
божество перехода всех фаз
от небытия
до собственной точки отсчёта.

в языках
ab ovo существует
разница фонем
и она –
минимальный залог
раскола –
ovo – чтобы могла
вылететь
сова мудрости
и приблизиться
к приближению
со смыканием
чужого со своим

стих –
это от слова шаг;

и самая лёгкая пляска
у тех беззаботных

кто пишет как пляшет
на каком-нибудь древнем празднике

перепрыгивая –
разделительные как цезуры –
костры

музыка
для слух имеющего
обладает
им же самим;

скрипичным ключом
открывает – как воровка отмычкой –
двери в секреты
других от других

попросить о зачатии –
молитва о сотворении –

это схоже с алхимией
её тайным знанием –

и просящая
будто в лаборатории
смешивая элементы

просит чтобы
свернулось – coagula –
в ней вещество
пророждения

есть скрытый порог
с древней древностью
когда люди ещё не умели
складывать губы
выгибать язык так
чтобы звуки не пелись а говорились.

речевой аппарат
не сохраняется в ископаемых.
не рассмотреть
окаменевшую носоглотку
первых носителей речи.

цифровые носители речи теперь
охраняют этот порог
молчаливые слуги.

собака-охотник
издалека чует
где сидит фазан

и уже приближаясь
чертит в уме
карту троп леса:

триангуляция
по простому чутью.